Международное право и правовая система России

Вопросы соотношения и взаимодействия международного права и правовой системы России приобретают особое значение в контексте процессов интеграции и глобализации. Конституционное право закрепляет механизмы распространения действия международно-правовых актов, международного права на национальные правовые системы. Институт имплементации международно-правовых норм в национальные правовые системы служит созданию государством необходимых правовых условий для реализации взятых на себя международных обязательств. Суверенным является решение государства о том, каким образом будет выполнено взятое обязательство, какая процедура будет избрана для реализации международно-правовых норм в национальном законодательстве.

Процедуры имплементации международно-правовых актов определяются национальным законодательством. Это, однако, ни в коей мере не противоречит возможности непосредственного действия международно-правовых актов в правовой системе страны при выполнении принятых в государстве процедур. Отечественным правоведением сформулированы критерии имплементации международно-правовых норм в российское законодательство при признании приоритета международного права и обеспечении суверенитета государства.

Советское правоведение исходило из принципа приоритета советского права и содержало в ряде нормативно-правовых актов бланкетные нормы или положения о применении международных договоров при их коллизии с внутригосударственным правом. Конституция СССР в ст.29 закрепляла среди принципов отношений СССР с другими государствами принцип добросовестного выполнения обязательств, вытекающих из общепризнанных принципов и норм международного права, из заключенных СССР международных договоров. "Национальная правовая система, - утверждает А.М. Васильев, - так же суверенна, как и государство, поэтому на территории страны без санкции (в той или иной форме) национальной государственной власти не могут действовать нормы, созданные помимо ее правотворческих органов"*(1) . Советское право, таким образом, отрицало примат международного права. Подобное отрицание не было оригинальным для мировой практики. Так, если в Королевстве Нидерландов признается, что международные договоры в иерархии правовых актов стоят выше конституции страны, то в Королевстве Швеция, в цивилизованности которого не принято сомневаться, непосредственное действие международно-правового договора допускается лишь в исключительных случаях, если риксдаг примет решение об опубликовании его в "Собрании законов Швеции", придав тем самым данному международному договору силу закона.

В письме МИД СССР Генеральному секретарю ООН от 28 февраля 1989 года Советский Союз выразил свою приверженность концепции упрочения международно-правового порядка, с тем чтобы обеспечить примат права в политике. В письме раскрывалась точка зрения советского правительства, в соответствии с которой нормы международного права и обязательства государств обладают приоритетом перед их внутренними нормами*(2) . Очевидно, что представленная концепция отражала скорее политическую волю СССР, нежели реальную практику. МИД СССР, анализируя отражение данной концепции в советском законодательстве, был вынужден признать медлительность, с которой происходит ее реализация в правотворческой и правоприменительной деятельности*(3) .

Впервые положение о приоритете правил международного договора было включено в Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик. Статья 7 Гражданского кодекса РФ восприняла положение Основ, установив, что международные договоры Российской Федерации применяются к отношениям, которые регулируются гражданским законодательством, непосредственно, кроме случаев, когда из международного договора следует, что для его применения требуется издание внутригосударственного акта. Если международным договором РФ установлены правила, отличные от предусмотренных гражданским законодательством, то применяются положения международного договора.

Проблемы соответствия международным обязательствам Союза ССР нормативных актов органов государственной власти и управления СССР были включены в компетенцию Комитета конституционного надзора СССР. Уже в самом начале своей работы в 1990 г. Комитет при признании неконституционности института прописки ссылался на закрепленную во Всемирной декларации прав человека и Международном пакте о гражданских и политических правах свободу передвижения и выбора местожительства. Закон о Высшем арбитражном суде СССР 1991 г. устанавливал, что в своей деятельности он руководствуется Конституцией СССР, настоящим законом, другим законодательством СССР и республик, многосторонними и двусторонними договорами СССР и соглашениями между республиками, международными соглашениями*(4) .

Конституция Российской Федерации 1993 г. в ст.15 утверждает общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации в качестве составной части правовой системы Российской Федерации. Они действуют на основе принципа непосредственности действия международно-правовых норм. Однако речь идет не о любой норме международного права, а лишь об императивных нормах, обладающих общеобязательным характером, - jus cogens. Императивная норма общего международного права "принимается и признается международным сообществом государств в целом как норма, отклонение от которой недопустимо и которая может быть изменена только последующей нормой международного права, носящей такой же характер" (ст.53 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г.). Исчерпывающего перечня норм, обладающих подобным императивным характером, международное право не дает. К ним, бесспорно, следует отнести лишь приведенные в Уставе ООН и в Декларации о принципах международного права 1970 г. основные принципы международного права.

Проблема непосредственности действия международно-правовых норм - предмет принципиальной дискуссии в отечественном правоведении. Сторонники непосредственного действия (И.П. Блищенко, М.М. Солнцев) и его категорические противники (В.Г. Буткевич, С.В. Черниченко, В.А. Василенко, А.Л. Маковский, К.Ф. Егоров, О.П. Коровин) расходятся не столько в подходе к роли международно-правовых норм, сколько в толковании самого явления "непосредственное применение". Непосредственное применение не должно толковаться как действие норм международного права вне конституционных основ и требований национального права и вопреки им.

На основе анализа положения Конституции РФ о том, что если международным договором РФ установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора, нельзя утверждать, будто приоритет над национальным законодательством имеют любые договорные нормы международного права. Подобным договором является только международный договор Российской Федерации межгосударственного, межправительственного или межведомственного характера, ратифицированный и официально опубликованный. Хотя Конституция РФ не конкретизирует, что речь идет лишь о ратифицированном международном договоре, именно такой договор выступает в качестве источника российского права. Именно в момент ратификации международного договора Россия принимает на себя все обязательства по нему. Это нашло отражение в формулировке Верховного Суда РФ, отметившего, что речь идет о международном договоре, "решение о согласии на обязательность которого для РФ было принято в форме федерального закона".

Соотношение норм международного права и международных договоров России наряду с ч.4 ст.15 Конституции закрепляется в п."б" ст.86 , п."г" ст.106 , ч.6 ст.125 Конституции Российской Федерации и Федеральном законе "О международных договорах Российской Федерации".

Российское законодательство в ст.6 Федерального закона "О международных договорах Российской Федерации" закрепляет следующие процедуры включения положений международно-правовых актов, международных соглашений России в российскую правовую систему: а) согласие Российской Федерации на обязательность для нее международного договора; б) подписание международного договора; в) обмен документами, образующими договор; г) ратификация; д) утверждение; е) принятие; ж) присоединение; з) иные способы выражения согласия по договоренности сторон.

Федеральным законом "О международных договорах Российской Федерации" устанавливаются процедуры ратификации и требования, предъявляемые к данной процедуре. Так, правом внесения в Государственную Думу ФС РФ на ратификацию международных договоров обладают только Президент Российской Федерации и Правительство Российской Федерации (единственное исключение из этого положения установлено ст.16 Закона). Закон выдвигает следующие требования к содержанию предложения о ратификации: оно должно содержать копию официального текста международного договора, обоснование целесообразности его ратификации, определение соответствия международного договора законодательству Российской Федерации и в первую очередь Конституции РФ, а также оценку возможных финансово-экономических и иных последствий ратификации международного договора.

Федеральный закон "О международных договорах Российской Федерации" впервые в отечественном праве закрепляет положение, что вместе с осуществлением процедуры ратификации должны быть определены меры по обеспечению выполнения Россией ратифицируемого договора и выработаны механизмы защиты интересов России в связи с участием в ратифицируемом договоре. На международные договоры в полной мере распространяется положение Конституции Российской Федерации об обязательном опубликовании нормативных правовых актов и о неприменении любых нормативных правовых актов, затрагивающих права, свободы и обязанности человека и гражданина, если они не опубликованы (ч.3 ст.15 Конституции РФ).

Поэтому наиболее корректной представляется позиция исследователей, являющихся сторонниками трансформации положений международного права в национальную правовую систему (Г.И. Тункин, Е.Т. Усенко, Г.В. Игнатенко, И.И. Лукашук, Р.А. Мюллерсон, Г.И. Курдюков, А.М. Васильев).

Включение норм международного права в национальную правовую систему опосредуется решениями органов государственной власти страны. Ратификация и иные виды трансформации представляют собой механизм защиты национальной правовой системы от проникновения правовых положений, являющихся чужеродными для данной правовой системы. В известном смысле можно говорить о натурализации правовых норм в системе национального права.

Часть 6 ст.125 Конституции РФ закрепляет положение о том, что не соответствующие Конституции РФ международные договоры Российской Федерации не подлежат введению в действие и применению. Таким образом, приоритет международных договоров не распространяется на Конституцию РФ. Более того, Конституционный Суд Российской Федерации согласно п."а", "з" ст.125 Конституции РФ вправе разрешать дела о соответствии не вступивших в силу международных договоров Конституции РФ.

В литературе выделяются разные способы воздействия международно-правовых актов на национальные правовые системы*(5) :

1. Ценностная ориентация. Международное право содержит в себе наиболее общие цивилизационные ценности, которые оказывают влияние на формирование национальных правовых систем. Конституционная формула "общепризнанные принципы и нормы международного права" означает, что подобные принципы и стандарты должны быть признаны самой Российской Федерацией. Вне подобного признания они не могут считаться частью российской правовой системы и, следовательно, не могут порождать каких-либо обязательств для Российской Федерации, ее органов и граждан.

2. Признание примата, приоритета норм международного права над национальным правом. Важным является признание приоритета международно-правовых актов при толковании норм национальных правовых систем.

3. Определение процедур имплементации международно-правовых норм в национальное законодательство. Практикой различных государств был выработан ряд общих процедур имплементации норм международного права в национальные правовые системы.

4. Включение ратифицированных международно-правовых актов в национальные правовые системы.

5. Коллизионное право.

При ратификации международных договоров надлежит особое внимание уделять их соответствию законодательству Российской Федерации, прежде всего Конституции РФ. Для решения подобных вопросов должен быть задействован Конституционный Суд РФ. Вместе с тем следует сохранить практику Конституционного Суда РФ, который использует при обосновании своих решений акты международного права (в частности, Суд ссылался на Всеобщую декларацию прав человека, на Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах, на документы международных организаций и международные договоры), но в своих решениях основывается только на положениях Конституции РФ.

Объединенная комиссия по координации законодательной деятельности по вопросу "О реализации международных правовых актов в российской правовой системе", отмечая в подготовленных ею рекомендациях актуальность для России проблемы "вхождения" международно-правовых актов и норм во внутреннее законодательство, была вынуждена отметить, что практика исполнения международных договоров и их имплементации наталкивается на многочисленные препятствия и сложности юридического, организационного, политического и иного порядка, и признала целесообразным рассмотреть возможность подготовки и принятия федерального закона с условным названием "О порядке реализации международных правовых актов в правовой системе Российской Федерации"*(6) . Для решения этой проблемы среди прочих мер предлагается ввести обязательную экспертизу проектов федеральных законов с точки зрения их соответствия требованиям ратифицированных международных правовых актов. Проведение подобной экспертизы следует возложить на специально сформированную комиссию из представителей Министерства иностранных дел, Министерства юстиции, юридических научных учреждений и т.п.

Для того чтобы деятельность комиссии была оправданна, надлежит разработать механизмы предварительной юридической, организационной и финансовой оценки готовности России к вступлению и участию в работе таких структур, как органы Содружества Независимых Государств, Совета Европы, Всемирной торговой организации. Например, вступление в Совет Европы выявило неготовность страны к выполнению связанных с данным шагом международных правовых обязательств и стандартов.

Венская декларация глав государств и правительств стран - членов Совета Европы, принятая 9 октября 1993 года, подтверждает требования к государствам, претендующим на членство в Совете Европы: "Гарантированная свобода слова и, особенно, средств массовой информации, защита национальных меньшинств и соблюдение принципов международного права должны оставаться решающими критериями для оценки любой заявки на полноправное членство". Декларация также подтверждает необходимость при вступлении привести свои учреждения и правовую систему в соответствие с основными принципами демократии, верховенства права и уважения прав человека.

28 февраля 1996 года Россия присоединилась к Уставу Совета Европы. Тем самым была завершена процедура вступления России в эту европейскую организацию, начатая еще 7 мая 1992 года, когда Россия подала заявку на вступление в Совет Европы в качестве полноправного члена. Генеральный секретарь Совета Европы Д. Таршис отметил на церемонии вступления: "Каждый раз, когда какая-либо страна вступает в Совет Европы и решает стать частью общего правового пространства, которое мы создавали на протяжении 47 лет, в выигрыше оказывается прежде всего население этой страны, ибо ее власти принимают таким образом решение соответствовать весьма высоким стандартам".

При присоединении к Уставу Совета Европы Российская Федерация подписала Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод, Конвенцию о запрещении пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания, Рамочную Конвенцию о защите национальных меньшинств, Европейскую хартию местного самоуправления (ратифицированы Российской Федерацией в 1998 г.). После принятия Российской Федерации в Совет Европы было издано распоряжение Президента РФ от 13 апреля 1996 года "О мерах по обеспечению участия Российской Федерации в Совете Европы".

Наиболее подробно вопросы правовых последствий вступления Российской Федерации в Совет Европы и подписания Европейской Конвенции о защите прав человека (ЕКПЧ) были разработаны в докладе "Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод и законодательство и правоприменительная практика Российской Федерации", подготовленном в рамках программы сотрудничества Совета Европы, Европейской комиссии и Российской Федерации. В нем отмечается, что ратификация ЕКПЧ порождает для России серьезные юридические последствия. Среди них:

приведение в соответствие с Конвенцией национального законодательства и правоприменительной практики (при том что Совет Европы весьма расширительно толкует права и свободы человека и резко ограничивает возможность установления изъятий и исключений);

признание обязательной юрисдикции Европейского Суда и Европейской комиссии по правам человека, права за россиянами непосредственного обращения в международные организации по правам человека, в том числе в контрольные органы Конвенции, при условии исчерпания национальных средств защиты прав и свобод;

исправление или отмена действующей в стране нормы национального законодательства, противоречащей Конвенции, в случае положительного решения по индивидуальной жалобе, вынесенного против государства;

применение судебными и другими правоприменительными и правоохранительными органами Российской Федерации норм Конвенции в случае коллизии норм национального российского права и норм ЕКПЧ при соблюдении требований ч.4 ст.15 Конституции РФ.

Проблема не ограничивается формальным соответствием российских нормативно-правовых актов требованиям международного права и международных договоров. Особое значение имеет фактическая неспособность выполнения (в силу прежде всего экономических трудностей) взятых на себя обязательств. В то же время это не может служить оправданием формулировок, подобных той, что закреплена в ч.1 ст.3 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации: "Уголовно-исполнительное законодательство Российской Федерации учитывает (?! - Авт.) международные договоры Российской Федерации, относящиеся к исполнению наказаний и обращений с осужденными". Верховный Суд РФ своим постановлением от 31 октября 1995 года "О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия" обратил внимание судов, что при осуществлении правосудия надлежит учитывать общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации.

Другим важным аспектом проблемы имплементации международно-правовых норм в правовую систему Российской Федерации является осуществление международной договорной правоспособности субъектов Российской Федерации и, следовательно, включение этих положений в общегосударственную правовую систему и в правовые системы субъектов Российской Федерации.

Уставы Ленинградской, Свердловской и ряда других областей закрепляют возможность заключения договоров и соглашений с иностранными государствами в пределах, установленных Конституцией Российской Федерации и федеральными законами (ст.5 Устава Ленинградской области, ст.13 Устава Свердловской области). Устав Воронежской области включает общепризнанные принципы и нормы международного права, международные договоры РФ и Воронежской области в качестве составной части в правовую систему области (ст.8 Устава). Это положение Устава Воронежской области корреспондируется со ст.17 Закона Воронежской области "О правовых нормативных актах Воронежской области": "Органы государственной власти области могут заключать договоры, являющиеся правовыми нормативными актами: с иностранными государствами по вопросам, представляющим их общий, взаимный интерес". А в Тюменской области в 1995 г. был принят Закон "О международных соглашениях Тюменской области и договорах Тюменской области с субъектами Российской Федерации". Конституция Республики Татарстан, провозглашая республику суверенным государством, субъектом международного права, утверждает: "Законы Республики Татарстан обладают верховенством на всей ее территории, если они не противоречат международным обязательствам Республики Татарстан" (ст.59 Конституции).

Международное право не отрицает за субъектами федеративных государств права на заключение международных соглашений и международной правосубъектности в целом, однако и не закрепляет его. Как известно, вопросы заключения, исполнения и прекращения действия международных договоров определяются Венской Конвенцией о праве международных договоров 1969 г., в которой нет упоминания о праве субъектов федеративных государств участвовать в международных соглашениях.

Таким образом, международная правосубъектность субъектов федеративных государств определяется конституционными актами самого федеративного государства. Комиссия международного права ООН в 1966 г. сформулировала правило: "Государства - члены федеративного союза могут обладать правоспособностью заключать договоры, если такая правоспособность признается федеральной конституцией и не выходит за установленные ею пределы".

Хотя это правило не собрало необходимого для принятия большинства голосов на Венской конференции по праву международных договоров 1968-1969 гг., оно является наиболее корректным как с политической, так и с юридической точки зрения, поскольку именно оно в полной мере соответствует принципам международного права и учитывает конституционную практику известных сложнопостроенных государств. Рядом ученых это правило признается в качестве нормы обычного международного права*(7) .

Конституция ФРГ устанавливает: "Поддержание отношений с иностранными государствами является компетенцией Федерации" (ч.1 ст.32 Конституции ФРГ); "В той мере, в какой земли обладают законодательной компетенцией, они могут с согласия федерального правительства заключать договоры с иностранными государствами" (ч.3 ст.32 Конституции ФРГ). Схожая формулировка, хотя и сконструированная от обратного, закреплена в Конституции США: "Ни один штат не может без согласия Конгресса: входить в соглашения или заключать договоры с другим штатом или с иностранным государством" (ч.3 разд. 10 ст.1 Конституции США).

Бывший председатель Международного Суда ООН Э.Х. де Аречага придерживается следующей точки зрения: "Государство как субъект международного права характеризуется прежде всего тем, что оно имеет территорию и, следовательно, обладает, по выражению Международного Суда, "территориальным верховенством": Территориальный суверенитет можно определить как право государства осуществлять исключительную юрисдикцию по отношению ко всем лицам и предметам на своей территории"*(8) . Отсюда выводится тезис, сформулированный Г. М. Вельяминовым: "Государcтво - член федерации не может быть субъектом международного права. Во всяком случае полноправным его субъектом, уже в силу того, что государства - члены федерации никогда на практике не обладают исключительной территориальной юрисдикцией, разделяя ее с федерацией"*(9) .

В теоретическом плане наиболее отчетливо вопрос о правосубъектности субъектов федеративных государств определен Л. Оппенгеймом, который, не признавая субъектов федеративных государств совершенными и нормальными субъектами международного права, полагает ошибочным утверждение, что они не могут обладать каким бы то ни было международным положением: "Они часто во многих отношениях обладают правами, в других выполняют обязанности международных лиц: Этому не может быть дано другого объяснения, кроме того, что эти полусуверенные государства так или иначе являются международными лицами и субъектами международного права. Такое неполноправное международное лицо является, конечно, аномалией; но самое существование государства без полного суверенитета уже есть аномалия"*(10) .

Основной проблемой в данном контексте является отнесение к ведению субъекта федерации вопросов регулирования внешней политики и международных отношений. Право самостоятельно выступать участником международных отношений, заключать международные договоры предоставили сами себе Дагестан, Башкортостан, Бурятия, Татарстан, Тыва, Ингушетия, Республика Коми, Мордовия. Более того, конституции ряда республик (п.3. ст.89 Конституции Республики Татарстан, ст.69 Конституции Республики Саха (Якутия), п."з" ст.88 Конституции Республики Башкортостан, п.2 ст.62 Конституции Чеченской Республики, п.1 ст.93 Конституции Республики Ингушетия), раскрывая полномочия высших органов власти республик, отмечают право республик определять и осуществлять их внутреннюю и внешнюю политику. Так, согласно Конституции Башкортостана внутреннюю и внешнюю политику Республики Башкортостан определяет Государственное Собрание республики совместно с Президентом республики. Статья 13 Конституции Бурятии закрепляет за республикой право в пределах своего ведения заключать международные договоры, устанавливать торговые и иные отношения с иностранными государствами.

В меньших объемах отнесли к своему ведению ряд прерогатив, нарушающих положение п."к" ст.71 Конституции РФ, Архангельская (ст.23 Устава), Брянская (ст.40 Устава), Воронежская (ст.33, 72 и 73 Устава), Омская (ст.5 Устава), Тюменская (ст.6 , 9 и 28 Устава), Свердловская (ст.46 Устава), Самарская (ст.95 Устава) области.

Конституция Российской Федерации относит внешнюю политику и международные отношения к предметам ведения Российской Федерации, и лишь вопросы координации международных и внешнеэкономических связей субъектов РФ отнесены к предметам совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов. Никаких иных уточнений нет. Признания возможности субъектов РФ заключать соглашения в форме международных договоров нет и в законе о международных договорах: заключение международных договоров относится к ведению Российской Федерации при согласовании его с органами того субъекта Федерации, интересы которого затрагиваются данным договором.

В своем письме Председателю Государственного Собрания Башкортостана Президент РФ В.В. Путин, требуя привести республиканское законодательство в соответствие федеральному, отметил, что в ряде статей Конституции республики "проводится идея об установлении полной международной правосубъектности Республики Башкортостан, включая самостоятельное участие в международных и внешнеэкономических отношениях, в межгосударственных объединениях и содружествах государств, заключение международных договоров, обмен дипломатическими, консульскими и иными представительствами"*(11) , что прямо противоречит Конституции РФ и выходит за пределы прав, определенных для российских регионов.

В известной степени противоречит данным установкам ряд положений договоров о разграничении полномочий, заключенных между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти ряда субъектов Федерации. Так, возможность заключения международных договоров и соглашений предусмотрена п.14 ст.3 Договора "О разграничении предметов ведения и взаимном делегировании полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти Республики Башкортостан", п.11 ст.II аналогичного соглашения с Татарстаном. Несколько иными полномочиями наделяются в соответствии с договорами о разграничении предметов ведения Свердловская область, Республика Саха (Якутия), которые вправе заключать соответствующие договоры с субъектами иностранных федеративных государств, административно-территориальными образованиями иностранных государств, а также министерствами и ведомствами иностранных государств (ст.13 Договора о разграничении предметов ведения и взаимном делегировании полномочий между органами государственной власти РФ и органами государственной власти Свердловской области, ст.1 Договора c Республикой Саха (Якутия); ст.3 Договора о разграничении предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти Калининградской области, ст.15 Договора с органами власти Омской области).

Процедуры координации международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации регулируются Федеральным законом от 4 января 1999 года "О координации международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации". Законом установлено: "Субъекты Российской Федерации в пределах полномочий, предоставленных им Конституцией Российской Федерации, федеральным законодательством и договорами между органами государственной власти Российской Федерации о разграничении предметов ведения и полномочий, обладают правом на осуществление международных и внешнеэкономических связей с субъектами иностранных федеративных государств, а также на участие в деятельности организаций в рамках органов, созданных специально для этой цели. Субъекты Российской Федерации с согласия Правительства Российской Федерации могут осуществлять такие связи и с органами государственной власти иностранных государств" (п.1 ст.1 ). Международные и внешнеэкономические связи осуществляются в форме соглашений.

Можно утверждать, что законодательство Российской Федерации в целом исходит из возможности участия субъектов Российской Федерации в международных и внешнеэкономических связях, при этом они не обладают всеми необходимыми элементами международной правосубъектности и не могут заключать международные межгосударственные договоры. Закрепленные права на заключение международных договоров, предоставленные Республике Татарстан и Республике Башкортостан, должны быть аннулированы как противоречащие федеральному законодательству. Соглашения между субъектами различных федераций, между субъектами федераций и иностранными государствами, соглашения внешнеэкономического характера не относятся международным правом к международным договорам. Субъекты Российской Федерации не обладают международной договорной правоспособностью.

Итак, Российская Федерация в лице своих федеральных органов государственной власти обладает монополией на осуществление международных договорных отношений. Субъекты Российской Федерации могут осуществлять международные и внешнеэкономические связи. Следует отметить, что в случае принятия внесенной Президентом РФ В.В. Путиным поправки к Бюджетному кодексу, предусматривающей исключение из ст.99 БК слов "в том числе международных", субъекты Российской Федерации фактически будут лишены права заключать международные соглашения в сфере экономики.

При анализе текста Конституции необходимо уточнить, в каком соотношении находятся между собой п."к" ст.71 , закрепляющий, что внешняя политика и международные отношения Российской Федерации, международные договоры находятся в ведении Российской Федерации, и п."о" ст.72 , предусматривающий, что координация международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации, выполнение международных договоров Российской Федерации находятся в совместном ведении Российской Федерации и субъектов Российской Федерации. В действительности противоречия здесь нет. Однако абсолютно не урегулирован на сегодняшний день процесс данной координации. Важной стороной внешнеполитической деятельности субъектов Федерации является то, что Федерация несет ответственность за последствия деятельности ее субъектов в области внешней политики и экономики. Целесообразно принятие федерального закона о разграничении компетенции Российской Федерации и ее субъектов в вопросах внешнеполитической и внешнеэкономической деятельности.

И все же следует не согласиться с С.В. Черниченко, который утверждает: "Их [субъектов Федерации] международная правосубъектность не зависит от признания их суверенитета конституцией Федерации. Главное - самостоятельный выход в межгосударственную сферу"*(12) . Напротив, без подтверждения федеральной конституцией выход субъектов Федерации на международную арену должен быть признан неправовым, не влекущим каких-либо последствий. При запрещении федеральным законодательством субъектам Федерации участвовать в международных договорах подобные правовые акты, даже будучи заключенными, являются юридически ничтожными.

Проблема соотношения национального и международного (российского и европейского) права приобрела в настоящее время небывалую прежде остроту, вызванную отчасти сложной политической обстановкой в мире. Хотя списывать все на политику было бы не совсем верно, поскольку «судебно-правовой» конфликт между российским и европейским правосудием стал набирать силу и разрастаться еще в октябре 2010 г.

Даже в период принятия Конституции РФ в 1993 г. тема равновесия норм внутригосударственного и международного права не выглядела столь обостренной, как сейчас. Вероятно от того, что в то время отсутствовала соответствующая правоприменительная практика, не было опыта взаимоотношений российских и европейских судебных инстанций, ратификации Россией Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и последовавшего за ней распространения юрисдикции Европейского суда по правам человека на территорию нашей страны. Но и тогда звучали отрезвляющие предупреждения о возможном негативном влиянии международного права, которое «объективно направлено против государственного суверенитета», служит средством «расшатывания и даже разрушения государственной правовой системы страны» . То, что объектом такой «агрессии» может стать Россия и ее правовая система впрямую не говорилось, но, конечно, подразумевалось людьми осторожными и осмотрительными.

Впрочем, предупреждения такого рода тогда были редкими, они тонули в общем хоре славословия по адресу «ворвавшихся» в конституционно-правовую систему России норм международного права. Случившееся называли «шагом огромной исторической важности», убеждали, что включение международного права меняет само понятие правовой системы, ее структуру и качественно сказывается на ее нормативном содержании . Естественно, что речь шла об исключительно позитивных переменах, изменениях, как сейчас принято говорить, со знаком плюс. В состоянии радостного возбуждения раздавались совсем уж фантастические предложения, призывающие перейти от «стереотипов трансформации международных договоров во внутреннее право к прямому применению договоров нашими судами, физическими и юридическими лицами, государственными учреждениями» .

Без сомнения это было доминирующее настроение большинства наших политиков, правоведов, да и общества в целом, благосклонно настроенных к правовому воздействию извне, как казалось, заведомо благотворному и полезному. Еще бы! Ведь граждане России получали дополнительные (европейские) гарантии юридической защиты, в том числе по обращению в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека в случае, как гласит Конституция РФ, «исчерпания всех имеющихся внутригосударственных средств правовой защиты» (ч. 3 ст. 46). Это настроение и саму атмосферу перехода к западным правовым стандартам хорошо передают слова председателя Конституционного Суда РФ В.Д. Зорькина: «Россия проявила предельное доверие к Европе, готовность учиться у нее демократическим ценностям и принимать помощь в создании современных демократических институтов» .

За минувшие со времени принятия Конституции РФ двадцать с лишним лет Россия ратифицировала Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод (1998 г.), Европейскую хартию местного самоуправления (1998 г.) и Европейскую социальную хартию (2009 г.), фактически отменила смертную казнь, отказалась от бессрочного и недифференцированного лишения бывших осужденных пассивного избирательного права. В российском активе учет правовых позиций Европейского Суда об участии в совершении всего комплекса процессуальных действий лиц, к которым применялись принудительные меры медицинского характера; по реформированию надзорного производства и т.д. «Россию никак нельзя заподозрить, - отмечает в этой связи В.Д. Зорькин, - в нежелании разумным способом сопрягать наднациональное и национальное в том, что касается юридической практики» .

Совсем неплохо смотрится Россия по количеству обращений на душу населения в Европейский Суд (двадцать первое место), зато по общему количеству жалоб в ЕСПЧ мы, увы, на сомнительном первом месте. Так, в первой половине 2011 г. на разных стадиях рассмотрения в Европейском Суде находилось 42 300 жалоб против России (27,7% от общего количества жалоб, поданных против 47 государств-членов Совета

Хочется верить, что это обстоятельство укрепило престиж нашего государства на международной арене и в глазах собственных граждан. В любом случае высокий показатель обращения россиян в ЕСПЧ свидетельствует о серьезных сбоях в работе всей государственной машины и всех отраслей власти без исключения, о чем свидетельствует все тот же профессор В.Д. Зорькин: «Постоянная высокая доля российских жалоб в общем количестве обращений в Европейский Суд позволяют сделать вывод о существовании серьезных изъянов в российской судебной системе, в деятельности правоохранительных органов, власти в целом» .

Причины этой даже не тенденции, а скорее уже сложившегося явления усматриваются в несовершенстве нашего законодательства, изъянах судебной системы и дефектах механизмов исполнения судебных решений, что признавалось многими официальными должностными лицами. Впрочем, до поры (хотя это задевало и раздражало) российские власти готовы были мириться с доминантой международного права над внутригосударственной правовой системой, действием добровольно ратифицированной Европейской конвенции о защите прав человека, юрисдикцией Страсбургского Суда на территории России как государства- члена Совета Европы, что проистекает из требований Конституции РФ.

Пожалуй, первый тревожный звонок в отношениях европейской и российской правовых систем прозвенел в октябре 2010 г., когда Страсбургский Суд сделал вывод о нарушениях положений Европейской конвенции в деле «Константин Маркин против России» и не кем-нибудь, а Конституционным Судом РФ. Пока «негативные» судебные решения европейцев касались других судебных инстанций, российские власти были снисходительны к ним. Такое поведение в первую очередь демонстрировал Конституционный Суд, председатель которого прежде заверял о готовности «всегда быть и оставаться сторонником глубокого и конструктивного диалога со Страсбургским Судом», «сопрягать наше правовое пространство с европейским». Причину проигрышей России в ЕСПЧ В.Д. Зорькин видел не в «злонамеренной экспансии наднациональных правовых институтов», более того не стеснялся подчеркивать слабую практику применения Европейской конвенции и учета прецедентов ЕСПЧ в деятельности отечественных судов общей юрисдикции 10 .

Однако в деле «Маркин против России» Европейский Суд впервые подверг критике позицию Конституционного Суда РФ, причем сделал это, как подчеркивает В.Д. Зорькин, «в жесткой правовой форме». Решение это состоялось 7 октября, а уже 29 октября 2010 г. В.Д. Зорькин откликнулся в «Российской газете» большой (кто-то именует ее программной) 11 статьей, названной им «Предел уступчивости». Таким пределом, по мнению В.Д. Зорькина, является «защита нашего суверенитета, наших национальных институтов и национальных интересов». Общий вывод сводится к тому, что Европейский Суд не учитывает в должной мере историческую, культурную, социальную ситуацию в России, а потому политические последствия таких действий могут оказаться негативными и даже опасными для отношений Европы и Российской Федерации.

Примерно в таком же ключе высказался в декабре 2010 г. Президент Д.А. Медведев: «Мы никогда не передавали такую часть своего суверенитета, которая позволяла бы любому международному суду выносить решения, изменяющее наше национальное законодательство. На такие вещи мы будем реагировать» 12 .

В июне 2011 г. исполняющий обязанности председателя Совета Федерации А.П. Торшин внес в Государственную Думу проект закона, смысл которого заключался в том, что российские законы, которые ЕСПЧ признал нарушающими Конвенцию о защите прав человека, должны будут проходить дополнительную проверку Конституционным Судом РФ на предмет соответствия Конституции РФ. Если Конституционный Суд признает такой закон соответствующим Конституции, его можно будет применять и в последующем. Что касается вынесенных на его основе судебных решений, то они пересмотру не подлежат, несмотря на нарушения, усмотренные Европейским Судом 13 .

В рассмотренном повторно деле Маркина Конституционный Суд РФ примирительно заявил, что, учитывая состоявшиеся решения ЕСПЧ, может возбуждать конституционное производство вторично по одному и тому же делу, что само по себе стало некоторой уступкой. Значительный фрагмент постановления Суда от 6 декабря 2013 г. посвящен разъяснением 1(1 Зорькин В.Д. Конституционно-правовое развитие России. С. 396-397, 404, 414.

• 11 Россия дала себе право не слушаться советов Европы // Ведомости. 2015. 25 декабря.
• 12 Медведев Д. Конституционный Суд необходим // Вести. 2010. 11 декабря.
• 13 Пушкарская А. Страсбург предстанет перед высшим судом // Коммерсант. 2011.20 июня.

статуса ЕСПЧ и значению Конвенции о защите прав человека, которая «вошла в правовую систему России в качестве ее составной части». Окончательное решение ЕСПЧ, сказано в постановлении Конституционного Суда, принятое по результатам рассмотрения жалобы лица, утверждающего, что является «жертвой нарушения его прав со стороны Российской Федерации», безусловно, подлежит исполнению. Конституционный Суд подтвердил право лица, в отношении которого ЕСПЧ было установлено нарушение положений Конвенции, обращаться в компетентный российский суд с заявлением о пересмотре судебного акта, послужившего поводом для направления жалобы в Страсбургский Суд. Более того, пострадавший должен быть уверен, что его заявление будет рассмотрено судом 14 .

Дружески-примирительный тон постановления по отношению к ЕСПЧ не сказался, тем не менее, на окончательной правовой позиции, согласно которой статус Конституционного Суда не предполагает обжалования принимаемых им решений, поскольку иное не соответствовало бы его природе как органа конституционного контроля 15 .

В ряде дел рассмотренных Конституционным Судом РФ примерно в это же время он обильно сдабривал собственные выводы ссылками на мнение Европейского Суда по правам человека, в частности, в споре об ограничении пассивного избирательного права бывших осужденных. В постановлении от 10 октября 2013 г. Конституционный Суд указал, что «автоматическое и недифференцированное лишение избирательных прав группы лиц независимо от срока наказания, характера или тяжести совершенного преступления несовместимо с международно-правовыми документами, постановлениями ЕСПЧ, вынесенными по конкретным делам». Данное решение открыло дорогу к выборным должностям лицам, в прошлом осужденным за тяжкие и особо тяжкие преступления 16 .

Конституционный Суд, рассмотрев это дело, объединил жалобы шестерых бывших осужденных в одно производство. В перечне преступлений, которые они в свое время совершили: кража, грабеж, ы Постановление Конституционного Суда РФ от 6 декабря 2013 г. № 27-П «По делу о проверке конституционности статьи 11 и пунктов 3 и 4 части четвертой статьи 392 ГПК РФ в связи с запросом Ленинградского окружного военного суда // Российская газета. 2013. 18 декабря.

• 15 Этот итоговый вывод стал поводом для разного рода язвительных замечаний, дескать, Конституционный Суд постановил, что его решения важнее постановлений Европейского Суда по правам человека // Российский - значит главный / газета.ш. 2013. 7 декабря.
• 16 Постановление Конституционного Суда РФ от 10 октября 2013 г. № 20-П «По делу о проверке конституционности подпункта «а» пункта 3.2. статьи 4 Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации», части первой статьи 10 и части шестой статьи 86 Уголовного кодекса РФ в связи с жалобами граждан Г.Б. Егорова, А.Л. Казакова, И.Ю, Кравцова, А.В. Куприянова, А.Л. Латыпова и В.Ю. Сипькова // СЗ РФ. 2013. №43. Ст. 5622.

вымогательство и даже покушение на убийство. При всем этом им очень хотелось стать депутатами или главами муниципальных образований! Без этого порыва, без этого демонстративного стремления к публичности они, по всей видимости, обойтись не могли или же считали свою жизнь недостаточно яркой. И сторону таких людей принял высший орган конституционного контроля России! По его мнению, ограничения пассивного избирательного права не позволяют проследить между совершенным преступлением и дальнейшим запретом на занятие любой выборной публичной должности иную связь кроме предположения о том, что лицо, когда-либо осужденное к лишению свободы, недостойно осуществлять публичные властные и управленческие функции. А разве это не так!? И разве этого мало!?

Но Конституционный Суд идет еще дальше: «нелимитированное во времени ограничение избирательного права не может быть оправдано одним фактом судимости», «такое ограничение не может быть необратимым, оно всего лишь временная мера», диктуется «гуманизацией уголовных наказаний и предоставлением осужденным за преступления возможности исправления». Примеры других категорий граждан, для которых установлен пожизненный запрет на занятие должностей в разных сферах государственной деятельности в связи с имеющейся судимостью (государственные гражданские и муниципальные служащие, судьи, прокурорские работники, сотрудники полиции и следственного комитета, лица, осуществляющие трудовую деятельность в сфере образования, воспитания несовершеннолетних), Конституционный Суд не смущают. «Бессрочное же лишение гражданина права быть избранным представляет такое ограничение данного права, - переходит на пафос Суд, - которое затрагивает само его существо, делает невозможным осуществление права как такового, ни в какой форме на протяжении всей жизни гражданина и после отбытия наказания».

Впрочем, комментировать данное решение можно до бесконечности, оно представляется небесспорным и написанным больше в угоду Европейскому Суду по правам человека.

Указаниями на международно-правовые документы буквально пропитано постановление Конституционного Суда РФ от 22 апреля 2013 г., также касающееся избирательных права граждан . Помимо ссылок на

Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод, Международный пакт о гражданских и политических правах Конституционный Суд в обоснование собственной правовой позиции использует ряд иных документов. В частности, резолюцию Парламентской ассамблеи Совета Европы «Обеспечение большей демократии на выборах» (2012 г.), Свод рекомендуемых норм при проведении выборов,

подготовленный Венецианской комиссией Совета Европы (2002 г.), нацеленных на доступность процедуры обжалования результатов выборов для избирателей. По сути, Конституционный Суд опирается не только на нормативные, да к тому же ратифицированные Россией правовые акты, но и на документы, имеющие в большей степени политический характер, каковыми являются резолюции ПАСЕ и решения Венецианской комиссии по конституционному праву. Но почему политические решения органов Совета Европы, к тому же рекомендательного значения, служат в качестве доводов для принятия Конституционным Судом сугубо правовых решений?

Интересен еще один аргумент Конституционного Суда в данном споре. Он обосновал выраженную правовую позицию ссылками на опыт ряда зарубежных государств (Венгрия, Германия, Таджикистан, Украина, Финляндия, Чехия), в законодательстве которых существует право на обжалование в суд итогов голосования и результатов выборов. Комбинация государств, откровенно говоря, странная, учитывая различный опыт демократии в них, да и представлений о ней тоже. Таким образом, в данном деле Конституционный Суд уделил избыточное внимание международным (европейским) правовым и политическим нормам, фактически положив их в основу вынесенного решения.

Самым серьезным образом отношения с европейским правосудием осложнились после вынесения Страсбургским Судом постановления по делу «Анчугов и Гладков против России» в июле 2013 г. С этого момента спор приобрел в России характер нешуточного обсуждения целесообразности включения норм международного права и международных договоров в современную национальную правовую систему. Более того, он вызвал с российской стороны серию ответных действий на явно провокационное поведение ЕСПЧ в данном деле. По сути, Страсбургский Суд признал несоответствующим нормам Европейской конвенции о защите прав человека положение ч. 3 ст. 32 Конституции РФ, согласно которому граждане, содержащиеся в местах лишения свободы по приговору суда, не имеют права избирать и быть избранными. Европейский Суд поставил под сомнение нормы российской Конституции, прекрасно зная, что Конвенция имеет преимущество только перед законодательными актами, но не в отношении Основного закона России. Безапелляционно замахнувшись на российскую Конституцию, ЕСПЧ встал на сторону двух убийц, осужденных в конце 1990-х гг. к смертной казни, которая впоследствии была заменена длительными сроками заключения. Находясь в местах лишения свободы, Анчугов и Гладков не могли голосовать на выборах депутатов Государственной

Думы в 2003 и 2007 гг., но, как оба уверяли в своих жалобах, очень хотели 18

сделать это.

Ответом ЕСПЧ стало «громкое» постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 г. № 21-П , названное для краткости «о применимости решений Страсбургского Суда в Российской Федерации». В нем еще раз повторена уже хорошо известная по последним событиям аргументация о том, что участие России в Конвенции о защите прав человека и основных свобод не означает ее отказа от своего государственного суверенитета. В принципе, допуская существование коллизий между Конституцией РФ и Конвенцией, Конституционный Суд уверен, что эти коллизии нетипичны, поскольку в основу обеих положены общие ценности. Конфликт, по мнению Суда, неизбежен только в том случае, если ЕСПЧ даст трактовку Конвенции, которая будет противоречить Конституции РФ. И тогда Россия будет вынуждена отказаться от исполнения решения Европейского Суда.

Одновременно Конституционный Суд предложил два механизма подтверждения верховенства норм Конституции РФ в спорных ситуациях. Во-первых, суд общей юрисдикции (арбитражный суд), пересматривающий дело на основании решения ЕСПЧ, вправе направить в Конституционный Суд запрос о конституционности норм, в которых ЕСПЧ обнаружил недостатки. Во-вторых, с запросом в Конституционный

Суд может обратиться Президент РФ или Правительство РФ, если сочтут решение ЕСПЧ неисполнимым без нарушения российской Конституции.

Соответствующие выводы частично нашли отражение в новейших изменениях в ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» 20 . Отныне Конституционный Суд разрешает вопрос о возможности исполнения решения ЕСПЧ по запросу федерального органа исполнительной власти при рассмотрении в Европейском Суде жалоб, поданных против России на основании ее международных договоров. В законодательной формулировке из числа субъектов обращения в Конституционный Суд выпали суды, а право запроса зафиксировано за федеральным органом исполнительной власти в «сфере обеспечения деятельности по защите интересов Российской Федерации» (Министерство юстиции РФ).

Другим ответом Европейскому Суду стали заявления ряда официальных должностных лиц Российской Федерации, в первую очередь председателя Следственного комитета А.И. Бастрыкина, предложившего изменить Конституцию России, исключив из нее положение о приоритете норм международного права над национальным правом: «Установление примата международного права еще при принятии Конституции РФ 1993 г. нам умело преподнесли как базовую конституционную ценность правового государства советники из США» 21 .

В словах А.И. Бастрыкина так и слышится, что ч. 4 ст. 15 Конституции РФ была «бомбой замедленного действия», ни чем иным как «правовой диверсией» западных доброжелателей. По его мнению: «международное право есть инструмент подавления национальных интересов», «отказ от приоритета международного права и его автоматической имплементации в национальное законодательство становится вопросом обеспечения нашего суверенитета, причем не только правового, но и экономического, политического и в целом - государственного», «понимание сути принципов международного права деформировалось на фоне политической эскалации».

В этом же ряду мнение А.И. Бастрыкина о том, что включение положения о примате норм международного права в главу Конституции РФ «Основы конституционного строя» сделано по подсказке извне с тем, чтобы придать ему «незыблемую юридическую силу, искусственно вцементировать в фундамент основ нашей государственности».

• 2(1 Федеральный закон от 14 декабря 2015 г. № 7-ФКЗ «О внесении изменений в Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации» // Российская газета. 2015. 16 декабря.
• 21 Исправленному верить. Александр Бастрыкин предлагает установить приоритет национального права над международным // Российская газета. 2015. 27 апреля.

Прибавилось «металла» и в словах председателя Конституционного Суда В.Д. Зорькина, раскрывшего российской общественности глаза на деятельность Европейского Суда, который все больше ориентируется не на решение конкретных дел, а на выявление структурных дефектов национальных правовых систем. «ЕСПЧ - наднациональный судебный орган, - ставит под сомнение его статус В.Д. Зорькин, - не вписанный в систему сдержек и противовесов в рамках разделения властей, оттого страдающий недостатком демократической легитимности».

В.Д. Зорькин критикует стиль работы Страсбургского Суда, воплощенный в так называемом «судейском активизме», ведущем к конфликтам с национальными правовыми системами и национальными органами конституционного контроля. Проявления «судейского активизма» в представлении профессора В.Д. Зорькина составляют до полутора десятка пунктов, в числе которых, например, отход ЕСПЧ от текста Конвенции к ее дописыванию; применение концепции «подразумеваемых прав», не закрепленных в тексте Конвенции; отступление от ранее заявленных правовых позиций, в том числе посредством «реинтерпретации» прежде принятых решений. В перечне претензий также рост числа расширенных решений, по своему содержанию выходящих за пределы смысла вопросов, поставленных заявителями; создание так называемых «позитивных обязательств», предписывающих государствам-ответчикам принятие дорогостоящих общегосударственных мер материального, в том числе финансового характера. Наконец, В.Д. Зорькин полагает, что у Европейского Суда нет понимания социального и этического контекста, в который погружены национальные законодатели .

В конечном итоге за всем этим следует вывод о том, что международное право доминирует над правом внутригосударственным, становится сферой вольных интерпретаций, а потому опасным для российской правовой системы. К сугубо юридическим спорам примешиваются политические мотивы, что еще более усложняет проблематику взаимодействия национального и международного права. А ведь еще совсем недавно привычно констатировалась усиливающаяся роль международного права в жизни большинства современных демократических государств, подписывающих международные договоры и участвующих в деятельности международных организаций. Российская Федерация естественно не отказывается от дальнейших попыток сбалансирования собственной правовой системы с европейскими стандартами права (тем более что в этом отношении многое сделано), но вынуждена при этом все более активно прибегать к мерам защиты своей конституционно-правовой самобытности 23 . Задача непростая и в немалой степени разнонаправленная, что будет дальше, покажет будущее. Очевидно другое, в настоящее время отношения российской и международной правовых систем переживают период резкого охлаждения.

В конце января 2016 г. Министерство юстиции РФ в соответствии с предоставленными ему новым законодательством полномочиями внесло в Конституционный Суд запрос о возможности исполнения постановления ЕСПЧ «Анчугов и Гладков против России». Хотя запрос звучит как «возможность исполнения решения ЕСПЧ», на деле Минюст полагает, что вывод Европейского Суда о недопустимости безоговорочных ограничений активного избирательного права однозначно противоречит Конституции РФ (ч. 3 ст. 32). А, кроме того, гипотетическое согласие с ЕСПЧ нарушило бы положения Конституции о ее высшей юридической силе и приоритете над любыми другими правовыми актами. Запрос с участием представителей высших органов государственной власти России был рассмотрен Конституционным Судом 31 марта 2016 г.

Известно, что председатель Европейского Суда по правам человека Гвидо Раймонди отреагировал на ситуацию следующим образом: «Государства, отказывающиеся подчиняться решениям ЕСПЧ в случае, если национальная правовая система не позволяет им принять и исполнять решения ЕСПЧ, не могут оставаться в Совете Европы» . Сомнений в том, что Конституционный Суд России откажет в исполнении данного постановления ЕСПЧ, не было. Иначе для чего предпринимались все предшествующие шаги, в том числе по корректировке законодательства о конституционном судопроизводстве. Далее последует рассмотрение иных запросов, в частности, по делу «Юкоса», в котором ЕСПЧ обязал Россию

23 Справедливости ради отметим, что Европа навязывает собственные политические, экономические и правовые представления не только России. К примеру, все последнее время серьезно критикуется Венгрия за ограничение самостоятельности своего Центрального банка, сокращение срока полномочий судей, изменение режима доступа к персональным данным граждан, превышение нормативного уровня бюджетного дефицита. В конце 2015 г. возникли претензии к Польше, законодательство которой позволило правительству назначать руководителей общественных телерадиокомпаний, усложнило процедуру принятия решений высшим органом конституционного контроля - Конституционным трибуналом. «Если будут установлены нарушения европейских принципов, то страны-участницы ЕС должны иметь мужество пойти на санкции. Польское правительство должно знать, что определенные основные ценности в Европе нельзя нарушать», - заявил руководитель фракции ХДС в немецком Бундестаге Ф. Каудер. Венгрия обсудит с ЕС свой новый курс / Коммерсант. 2016. 9 января; Немецкие парламентарии хотят ввести санкции против Польши // Ведомости. 2016. 9 января.

выплатить акционерам этой компании огромные финансовые средства. Значит, обострение отношений перейдет в качественно новую фазу.

Вынесенное в апреле 2016 г. окончательное решение Конституционного Суда 25 оказалось ожидаемым и в то же время неожиданным. Ожидаемым в том смысле, что Суд однозначно признал невозможным исполнение постановления ЕСПЧ в части мер, предполагающих внесение изменений в российское законодательство, которые бы позволяли ограничивать в избирательных правах не всех осужденных, отбывающих в местах лишения свободы. Что собственно и устанавливает Конституция РФ. Одновременно оно вышло неожиданным в том плане, что Конституционный Суд не исключил возможности реализации в российском законодательстве и судебной практике мер, обеспечивающих справедливость, соразмерность и дифференцированность применения ограничений избирательных прав осужденных. Такой вывод, по всей видимости, можно воспринимать как компромисс, сохранение правовой возможности дальнейшей реализации требований Европейского Суда.

Постановление Конституционного Суда РФ от 19 апреля 2016 г. № 12-П «По делу о разрешении вопроса о возможности исполнения в соответствии с Конституцией РФ постановления Европейского Суда по правам человекаот 04.07. 2013 г. по делу «Анчугов и Гладков против России» в связи с запросом Минюста РФ» // СЗ РФ. 2016. № 17. Ст. 2480.

• Усенко Е.Т. Соотношение и взаимодействие международного и национального права ироссийской Конституции // Московский журнал международного права. 1995. № 2. С. 14, 18,21.
• Талалаев А.Н. Соотношение международного и внутригосударственного права иКонституция Российской Федерации // Московский журнал международного права. 1994. №4. С. 10.
Ковлер А.И. Защита прав человека - это процедура, а не поиск вселенской справедливости //Неприкосновенный запас. 2014. № 3 (95). Постановление Конституционного Суда РФ от 22 апреля 2013 г. № 8-П «По делу опроверке конституционности статей 3, 4, пункта первого части первой статьи 134, статьи 220,части первой статьи 259, части второй статьи 333 ГПК РФ, подпункта «з» пункта 9 статьи 30,пункта 10 статьи 75, пунктов 2 и 3 статьи 77 Федерального закона «Об основных гарантияхизбирательных прав и права на участие в референдуме граждан РФ», частей 4, 5 статьи 92Федерального закона «О выборах депутатов Государственной Думы Федерального СобранияРФ» в связи с жалобами граждан А.В. Андронова, О.О. Андроновой, О.Б. Белова и других,
• Интересно, что Европейский Суд до вынесения данного решения создал опасныйпрецедент в деле «Херст против Великобритании», посчитав, что британскоезаконодательство должно предоставлять пожизненно осужденным возможность голосовать.Решение ЕСПЧ вызвало бурю общественного возмущения, до крайности обострилаотношения официальных властей Совета Европы и Британии и, главное, из-за кого?Рецидивиста, зарубившего топором свою квартирную хозяйку! Закономерно, что поройбезответственная деятельность ЕСПЧ не способствует интеграции правового иполитического пространства Европы.
• 14 Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 г. № 21-П «По делу о проверкеконституционности положений статьи 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции озащите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней, пунктов 1 и 2 статьи 32Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации», частей первойи четвертой статьи 11, пункта 4 части четвертой статьи 392 ГПК РФ, частей 1 и 4 статьи 13,пункта 4 части 3 статьи 311 АПК РФ, частей 1 и 4 статьи 15, пункта 4 части 1 статьи 350КоАП РФ и пункта 2 части 4 статьи 413 УПК РФ в в связи с запросом депутатовГосударственной Думы» // Российская газета. 2015. 27 июля.
• Зорькин В.Д. Россия и Страсбург // Российская газета. 2015. 21 октября.
• Конституционный Суд призывает признать верховенство Конституции над решениемЕСПЧ / Известия. 2016. 31 марта.

Правовая культура.

Право как продукт общественного развития характеризует культуру обще­ства в целом. Правовая культура - одна из форм человеческой культуры во­обще.

Культура – это совокупность материальных и духов­ных ценностей, созданных и создаваемых человечеством и характеризующих достигнутый уровень развития общества.

Культура может быть материальной и духовной. При этом основополага­ющее понятие в ее характеристике - категория «ценность».

Правовая культура принадлежит к духовной культуре общества, а право представляет собой важнейшую общественную ценность - элемент цивилизации.

Применительно к личности каждого гражданина в рассматри­ваемом аспекте правовая культура - это знание и понимание права, осознанное исполнение его предписаний.

Профессионально-правовая культура - это степень овладения профессией, уровень специальной подготовки юриста.

Правовая культура - это состояние правосознания, законности, совер­шенства законодательства и юридической практики, выражающее утвержде­ние и развитие права как социальной ценности.

М. выделить 4 разновидности проявлений правовой культуры: правовые идеи, правовые нормы и институ­ты, правовые поступки, правовые учреждения. Эти проявления правовой культуры являются и сферами ее действия.

В целом возможна оценка правовой культуры по ее уровню, который определяется уровнем развития компонен­тов правовой системы.

При этом оцениваются: 1. уровень правосознания; 2. уровень законности; 3. уровень совершенства законодательства; 4. уровень совершенства юридической практики.

Данные уровни можно расценивать как элементы правовой культуры.

В правовой культуре можно выделять также общечеловеческий и нацио­нальный компоненты.

По видам правовую культуру можно разделить, на правовую культуру об­щества в целом и правовую культуру индивида, а также правовые культуры социальных общностей (классов, наций, народа) и цивилизаций.

Необходимо различать конкретно историческое содержание права и логическое содержание права – главный и общий признак, отличающий правовой от других регуляторов.

Конкретно-историческое содержание права включает в себя марксистскую теорию, которая попыталась создать типологию права, различая рабовладельческое, феодальное, буржуазное, социалистическое право. В основу были положены производственные отношения, и на этой базе появилось понятие типа права. М. сказать, что такое содержание права является предметом истории права и, только на его основе м. определять логическое содержание права – предмет теории права . Говоря о логическом содержании права, можно утверждать, что любые правила поведения (нормы) применяются в одинаковой мере к неравным людям.

Содержание права – это равная мера поведения, которая устанавливает право. Праву, например, безразлично семейное, имущественное положение конкретного работника, когда оно закрепляет за определенной группой одинаковую заработную плату, одинаковую пенсию. Формальное равенство перед правом – содержание каждой применяемой нормы. Если в норме есть какие-то привилегии или, льготы для той или иной категории работников, то они опять же являются равными для тех, кто обозначен как адресат этой нормы (многодетные матери, инвалиды, женщины и т.п.).

Рассматривая теоретически содержание права как применение равного масштаба к неравным людям, следует учитывать и обратную ситуацию, когда происходит применение неравного масштаба к равным людям. Тогда речь идет о различных льготах, привилегиях. Такое содержание права может быть обоснованным, и привилегии могут иметь законный, установленный характер (например, некоторые льготы, устанавливаемые для рабочих на тяжелых работах). Но могут быть такие привилегии и незаконными – тогда имеет место произвол, захват чиновниками социального медицинского обслуживания, дач, жилья и т.п.

Наконец, теоретически могут возникнуть ситуации, когда неравный масштаб применяется к неравным людям, т.е. исчезает одинаковый масштаб и его адресат – равные люди. В этой ситуации право исчезает, «отмирает».

Содержание права может быть четко определено по принципу «запрещено все, что не разрешено». Такое содержание характерно для норм, действующих в сфере управления, определяет отношения «власти-подчинения», присущие административному праву. Иной принцип «разрешено все, что не запрещено», действует в имущественной сфере, обусловливает автономию, самостоятельность договаривающихся сторон.

Итогом определения многообразного содержания права на теоретическом уровне являются его пониманиекак объективного и субъективного в праве. Объективного тогда, когда это содержание определено социально-экономическими, политическими и иными потребностями. И субъективного тогда, когда это содержание не является обоснованным, оно произвольно.

Российская правовая система и международное право: проблемы взаимодействия.

Международное право представляет собой систему юридических принци­пов и норм, выражающих согласованную волю участников международных отношений и регулирующих их взаимное общение. Основным источником международного права является нормативно-правовой договор.

Международное право не может быть отнесено ни к одной из национальных правовых систем. Вместе с тем очевидно, что форми­руется стойкая тенденция к внедрению общепризнанных принципов и норм международного права во внутригосударственные правовые системы. Так, в Конституции РФ записано, что общепризнан­ные принципы и нормы м/н права и м/н договоры РФ являются составной частью ее правовой системы. Ес­ли м/н договором РФ установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила м/н договора. Т.о., данные нормы м/н права не только признаются частью системы права России, но и имеют приоритет над ее внутренним законодательством.

М/н право подключается к внутренним правовым системам и в плане защиты прав и свобод человека. Конституции ряда стран, в том чис­ле и России, содержат норму, предоставляющую каждому право обратиться в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты.

Внутренний и внешний правопорядок тесно связаны между собой. М/н право, как и внутреннее право является правом лишь с признанием свободы индивидов, их правосубъектности, поскольку только на такой исходной ос­нове возможны право, правопорядок и правовые отношения вообще - как в международных, так и во внутренних делах. Можно надеяться, что в силу та­кого принципиального единства внутреннего и м/н права посте­пенно будет складываться единое общечело­веческое правовое пространство - главное достижение человечества в борьбе за свободу, право и мир.

Принципы, законы и категории правоведения.

Любая наука как форма организации научного знания, создающего целостное представление о свойствах действительности, м. являться таковой посредством опред. научных принципов, законов и категорий.

Научные принципы - исходные положения, кот. раскрывают данную область знаний во всех главных аспектах и придающих ее сод-ю хар-р единого целого, научные законы - кратко сформулированные суждения, выражающие существенное отношение между изучаемыми предметами и явлениями, научные категории- фундаментальные понятия, кот. конкретизируют принципы и законы, производят в сознании суть познаваемого объекта, его признаки.

Правовое государство.

Правовое государство – это организация политической власти, создающая условия для наиболее полного обеспечения прав и свобод человека и гражданина, а также для наиболее последовательного связывания с помощью права государственной власти в целях недопущения злоупотреблений.

В идее правового государства можно выделить два главных элемента:

1) свободу человека, наиболее полное обеспечение его прав;

2) ограничение правом государственной власти.

В правовом государстве в отношении человека надо создавать условия для его юридической свободы, своеобразный механизм правового стимулирования, в основе которого лежит принцип «не запрещенное законом дозволено». Человек как автономный субъект свободен распоряжаться своими силами, способностями. Право же, являясь формой и мерой свободы, должно максимально раздвинуть границы ограничений личности. Права человека есть источник постоянного воспроизводства его инициативы, предприимчивости, инструмент развития гражданского общества.

Понятия реальное воплощение прав человека и правовое государство существует только во взаимосвязи. Соединяющим звеном между человеком и государством должно быть именно право, а отношения между ними – истинно правовыми. Именно в связывании, ограничении правом государства и заключается сущность правового государства. Здесь право выступает как антипод произвола.

Правовое государство - это суверенное государство, которое концентрирует в себе суверенитет народа, наций и народностей, населяющих страну. Осуществляя верховенство, всеобщность, полноту и исключительность власти, такое государство обеспечивает свободу общественных отношений, основанных на началах справедливости, для всех без исключения граждан. Принуждение в правовом государстве осуществляется на основе права, ограничено правом и исключает произвол и беззаконие. Государство применяет силу в правовых рамках и только в тех случаях, когда нарушается его суверенитет, интересы его граждан. Оно ограничивает свободу отдельного человека, если его поведение угрожает другим людям.

Итак, принципами правового государства, отличающими его от государства неправового, являются:

Наиболее полное обеспечение прав и свобод человека и гражданина;

Соответствие норм внутреннего законодательства общепризнанным нормам и принципам международного права;

Разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную;

Федерализм;

Верховенство права (правового закона) во всех сферах общественной жизни;

Взаимная ответственность государства и личности;

Высокий уровень правосознания и правовой культуры в обществе;

Наличие развитого гражданского общества и др.

Законность и правопорядок.

Законность как требование строгого и неуклонного соблюдения и испол­нения юридических норм возникла вместе с правом, является атрибутом пра­вового регулирования и в этом смысле производна от права. Однако закон­ность - явление исторически развивающееся: она развивалась вместе с правом и обществом и в своем развернутом виде, отвечающем современным представлениям о ней, законность предстала, когда произошло формирова­ние буржуазной демократия, а право стало мерой свободы формально равных индивидов. Законность в этот период сформировалась как идея, как консти­туционный принцип, как режим жизни демократического общества.

Законность – правовой режим общественной жизни, заключающийся в неу­клонном соблюдении юридических норм всеми ее праводееспособными уча­стниками. С законностью теснейшим образом связано другое правовое явление - право­вой порядок (правопорядок). Правопорядок - это состояние упорядоченности общественных отношений, основанное на праве и законности. Это конечный результат реализации право­вых требований и предписаний, результат соблюдения, исполне­ния правовых норм, т.е. законности. Именно правопорядок представляет собой цель правового регулирования, именно для его достижения издаются законы и другие нормативно-правовые акты, осуществляется совершенствование законодательства, принимаются меры по укреплению законности. Важно иметь в виду следующие обстоятельства:

Во-первых, нельзя добиться правопорядка иными способа­ми, кроме совершенствования правового регулирования и обес­печения законности;

Во-вторых, укрепление законности закономерно и неиз­бежно приводит к укреплению правопорядка;

Конкретное содержание правопорядка зависит от содержа­ния законности.

Юридическая коллизия.

В настоящее время публ-прав. коллизии признаны конституц., админ. правом. В законодательстве становится все больше норм, посвященные коллизиям.

ЮК - противоречие между существующими прав. актами, институтами и притязаниями, действиями по их изменению, признанию и отторжению. Ей свойственны такие признаки: 1. законная процедура рассмотрения; 2. использование и оценка доказательств; 3. Признание обязат. решения по спорам; 4. наличие органов, уполн. разрешать коллизии; 5. компенсация ущерба.

ЮК возникают в силу разл. причин, кот. м. объединить в 2 группы:

1. Собственно прав. коллизии, возн. внутри права (напр., низк. кач-во законодательства, противоречие между разл. прав. актами).

2. Причины, возникающие из др. сфер - полит. борьба, кризис власти, эконом. противоречие.

ЮК выступают как средство их разрешения.

ЮК м. стать причиной возникновения др. противоречий, выступать их следствием. Ее урегулированность дает возможность для перевода любой коллизии в категорию юр. противоречий и разрешать закон. способами.

Объектом ЮК м.б. разным: 1. правомерность издания закона, иных актов; 2. прав. статус гос. органа, учр., гр-на; 3. соотв-е прав и обяз-тей участников спора; 4. юр. действия или бездействия; 5. юр. факты; 6. юр. документ; 7. неправомерное образование институтов, орг-ций.

Коллизии закономерно порождают другие.

Существует несколько видов юридических коллизий : 1) коллизии между нормативными актами или отдельными правовыми нормами; 2) коллизии в правотворчестве; 3) коллизии в правоприменении; 4) коллизии полномочий государственных органов, должностных лиц.

Способами разрешения коллизий являются: 1. принятие нового акта; 2. отмена старого; 3. внесение изменений в действующие; 4. толкование; 5. судебное рассмотрение; 6. систематизация законодательства.

Непонимание пон. прав. системы, ее упрощение ведут к хаотич. изд-ю законов, их произвол. соотношению. Несогласованность, противоречие актов ведет к коллизии. ЮК возникают из-за недооценки и несобл-я принципа конст-ти пр. актов.

Внешняя форма права.

Форма права - это форма именно права как отдельного явления, и соотносится она только с содержанием права. Ее назначение - упорядочить содержание права, придать ему свойства государственно-властного характера. Выделяют внешнюю и внутреннюю формы права.

Внешняя форма права- способ выражения, существования, изменения или отмены правовых норм, действующих в опред. гос-ве.

Внешняя форма права - объективирование, выражение вовне содержания прав. норм. Поэтому его внешней формой служат легитимные источники прав. норм. Последние предст. собой правила поведения, установленные властной волей, наделенные общеобязательной силой.

Источники - НПА, учредительные договоры юр. лиц, нормативные договоры и обычаи делового оборота.

Нормативно-правовой акт - это властное предписание государства, устанавливающее, изменяющее или отменяющее нормы права.

Учредительными документами юр. лиц являются либо только Устав либо Устав и учр. договор либо учредит. договор. В этих документах содержатся правила жизнедеятельности юр. лица, кот. после регистрации приобретают юр. силу.

Нормативные договоры заключаются между государствами, гос. органами, организациями. В них содержатся общие правила поведения.

Обычаи делового оборота - правила поведения, кот. сложились и применяются в предпринимат. деятельности, но не предусмотрены законодательством.

Функции права.

Сущность и социальное значение права проявляются в его функциях. Они отражают основные направления воз­действия права на общественные отношения и поведение людей, позволяют дать обобщающую характеристику "работы" юридических норм. Право воздействует на различные сферы жизни общества - экономику, политику, духовные отно­шения, а значит, выполняет общесоциальные функции - экономическую, политическую и воспитательную. Здесь оно действует вместе с другими социальными институтами, но своими, специфическими средствами.

Помимо социального право имеет функциональное на­значение. Оно выражается в том, что право выступает ре­гулятором общественных отношений. Это основное функци­ональное предназначение права проявляется в ряде более конкретных функций.

1. Регулятивно-статическая функция, или функция закрепления, стабилизации общественных отношений, наиболее отчетливо выражается при определении обществен­ного статуса различных субъектов: закреплении основных прав и свобод человека и гражданина, компетенции органов и должностных лиц, правосубъективности физических и юридических лиц. Данная функция в наибольшей степени отражает природу права: гражданам и организациям предо­ставляются правомочия, в границах которых они действуют свободно, по своему усмотрению. И чем шире раздвинуты эти границы, тем более свободны люди в своих действиях.

2. С помощью регулятивно-динамической функции пра­во определяет, каким должно быть будущее поведение людей. Эта функция осуществляется с помощью обязываю­щих норм. Так, законодательством установлены обязанности выполнить воинский долг, платить налоги, соблюдать тру­довую дисциплину, выполнять обязательства по договору и т. д. Регулятивно-динамическая функция находит свое про­явление в правоотношениях активного типа.

3. Охранительная функция выделяет право из других систем социальной регуляции, поскольку осуществляется орга­нами государства, принимающими индивидуальные властные решения, исполнение которых гарантировано государствен­ным принуждением. Она реализуется путем применения специальных охранительных норм, а также действующих в охранительном режиме регулятивных норм. Последнее име­ет место при нарушении субъективных прав и обращении для их защиты в компетентные государственные органы (пра­во притязания).

4. Оценочная функция позволяет праву выступать в ка­честве критерия правомерности или неправомерности чьих-либо решений и поступков. Если человек действует право­мерно, то государство и общество не должны предъявлять к нему претензий. Человек признается действующим ответ­ственно. Это позитивная ответственность исключает нега­тивную юридическую ответственность. Следовательно, пра­во предоставляет свободу действий его обладателю, а так­же, будучи юридическим основанием решений (действий), предохраняет человека от неблагоприятных социальных по­следствий их принятия (совершения).

Особую роль в реализации оценочной функции играют охранительные и поощрительные нормы, в которых, в об­щем виде, содержится отрицательная или положительная оценка тех или иных возможных действий. В процессе при­менения этих норм конкретизируется нормативная оценка поступка, определяется индивидуальная мера юридической ответственности или поощрения (например, наказание по приговору суда, награждение орденом по указу Президента).

Сущность права.

Сущность права - это глав­ная, внутренняя, относительно устойчивая качественная осно­ва права, которая отражает ее истинную природу и назначение в обществе.

Сущность - главное, основное в рассматриваемом объек­те, а потому ее уяснение представляет особую ценность в процессе познания. Однако к правильному выводу о сущно­сти какого-либо явления можно прийти лишь в случае, ког­да оно получило достаточное развитие, в основном сфор­мировалось. Применительно к праву это положение имеет первостепенное значение. В период рабовладельческого и феодального строя право было традиционным, или обыч­ным. Нераз­витость традиционного права состояла в том, что оно выполняло лишь охранительную функцию и высту­пало частью единой системы социального регулирования, в которой регулирующую функцию осуществляли религия, нравственность и обычаи.

Только с утверждением буржуазного экономического и социального строя и соответствующей ему системы духов­ных ценностей право как регулятор общественных отноше­ний вышло на первый план.

Право построено на трех "китах ". Это нравственность, государство, экономика. Право возникает на базе нравствен­ности как отличный от нее метод регулирования; государ­ство придает ему официальность, гарантированность, силу; экономика - основной предмет регулирования, первопри­чина возникновения права.

Специфика права состоит в том, что в центре его находятся отдельный человек с его интересами и потребно­стями, его свобода. Однако именно в праве и через право свобода закреп­ляется и доводится до каждого человека, до каждой орга­низации.

Изложенное позволяет сделать вывод, что право имеет общесоциальную сущность , служит интересам всех без ис­ключения людей, обеспечивает организованность, упорядоченность, стабильность и развитие социальных связей.

Общесоциальная сущность права конкретизируется в его понимании как меры свободы. В пределах своих прав чело­век свободен в своих действиях, общество в лице государ­ства стоит на страже этой свободы. Таким образом, право не просто свобода, а свобода, гарантированная от посяга­тельств.

Юридическая обязанность.

Правоотношение как форма фактического общественного отношения состоит из взаимосвязанных прав и обязанностей субъектов. Субъективное право и юридическая обязанность - это системные элементы правоотношения, придающие конкретному общественному отношению особое качество.

Юридическая обязанность есть предписанная обязан­ному лицу и обеспеченная возможностью государственного принуждения мера необходимого поведения, которой оно должно следовать в интересах управомоченного лица. Необходимо строить свое поведение так, чтобы оно не противоречило предъявленным требованиям, чтобы удовлетворять интересам управомоченного.

Юридическая обязанность имеет следующие признаки .

1. Это мера необходимого поведения, точное определе­ние того, каким оно должно быть.

2. Она устанавливается на основе юридических фактов и требований правовых норм.

3. Обязанность устанавливается в интересах управомоченной стороны - отдельного лица или общества (государ­ства) в целом.

4. Обязанность есть не только (и не столько) должен­ствование, но и реальное фактическое поведение обязан­ного лица.

5. У обязанного лица нет выбора между исполнением и неисполнением обязанности. Невыполнение или ненадлежа­щее выполнение юридическое обязанности является пра­вонарушением и влечет меры государственного принуж­дения.

Юридическая обязанность имеет три основные формы : 1. воздержание от запрещенных действий (пассивное поведе­ние); 2. совершение конкретных действий (активное поведе­ние); 3. претерпевание ограничений в правах личного, имуще­ственного или организационного характера (мер юридичес­кой ответственности).

Сущность государства.

Сущность государства - смысл, главное, глубинное в нем, что определяет его содержание, назначение и функ­ционирование. Таким главным, основополагающим в государ­стве являются власть, ее принадлежность, назначение и функционирование в обществе. Вопрос о сущности государства - это вопрос о том, кому принадле­жит государственная власть, кто ее осуществляет и в чьих интересах.

В понимание сущности государства существуют два основных подхода классовый и надклассовый. Классовый подход в понимании сущности государства выражен в основном в марксистско-ленинской теорией государства. Государство рассматривается как классовое явление. Оно возникает в результате раскола общества на классы, существует только в классовом обществе и с исчезновением классов должно отмереть. Отсюда усматривается клас­совая сущность государства как машины (орудия), посред­ством которой экономически господствующий класс стано­вится политически господствующим, осуществляющим свою диктатуру, т.е. власть, не ограниченную законом и опираю­щуюся на силу, на принуждение.

Другой подход – надклассовый, выражается в различных не марксистских теориях государства: теория правового государства, теория плюралистической демократии, теория государства благоденствия, теория элит, технократическая теория. Теории по-разному раскрывают сущность государства, но не одна из этих теорий не рассматривает государство как орудие классового господства.

В современной отечественной ТГП вопрос о сущности государства решается по-разному. Многие исследователи исходят из того, что сущность государства не следует рассматривать только с классовых или только с надклассовых позиций. По их мнению, сущность государства имеет две стороны: классовую и общесоциальную (общечеловеческую) сущность государства – двуединая сущность. В те или иные периоды истории на первый план выходит либо классовая, либо общесоциальная сторона сущности государства. Согласно другой точке зрения государство носило классовый характер в прошлом. Современное государство классовый характер утратило и из орудия классового господства превратилось в орудие социальных компромиссов. Существуют и др. взгляды. Небезынтересным представляется подход к характеристике сущности государства, акцентирующий внимание на управленческую деятельность государства. Согласно этому подходу сущность государства выражается в том, что государство есть организация, осуществляющая руководство и управление обществом. Это управление может выражаться в различных формах, в том числе и в подавлении одних классов другими.

Сущность государства проявляется в его функциях.

в настоящее время сложились два основных подхода к трактовке сущности любого государства:

1)классовый;

2)общесоциальный.

Первый подход состоит в том, что сущность государства определяется как выражение интересов и воли экономически господствующего класса и навязывание воли этого класса всему обществу. Данный подход присущ марксистскому пониманию государства. Государство трактуется как аппарат насилия, принуждения, подавления, а его сущность составляет диктатура (господство) экономически господствующего класса.

Второй подход исходит из общесоциальной сущности государства, его назначения служить обществу. Соответственно сущность государства видится в его способности объединять все общество, разрешать возникающие противоречия и конфликты, выступать средством достижения социального согласия и компромисса.

Наряду с этими двумя подходами к сущности государства можно еще выделить национальный, религиозный, расовый и др. В зависимости от различных условий доминировать могут те или иные интересы.

Механизм реализации права.

МЕХАНИЗМ РЕАЛИЗАЦИИ ПРАВА - средства и институты, которые обеспечивают достижение фактических целей правовых предписаний в фактической правомерной деятельности субъектов. Такой механизм включает комплекс мер материально-технического, организационно-управленческого, идеологического (социально-психологического) характера, осуществляемых государством, его органами и должностными лицами и имеющих своей задачей обеспечить реальное действие права в общественной жизни.

В основе реализации права лежит социал. интерес. Интерес - отношение людей ко всей совокупности обществ. институтов, материал. и духовн. ценностей.

Законодатель и рпавоприменитель связаны единым интересом, в котором воплощена их воля.

Право воздействует на общ. отношения через интересы их участников.

Регулирование общ. отношений правом - ориентир государства, заложенный государством интерес.

Интерес тесно связан с субъективным правом, кот. помогает понять помыслы субъектов правоотношений, их поведение.

Ученый используют термин "законный интерес" как опред. прав. дозволенность, связан. с пробелами в общем прав. регулировании.

Поэтому в механизме правореализации есть регулятивные и саморегулятивные процессы.

Итогом правореализации является правомерность, т.е. утверждение правомерности в общ. отношениях.

Правомерность - это лишь одна грань в реализации права, ее следует рассматривать в единстве с социальной результативностью.

С т.з. соц. результата правомерное поведение людей д. приносить пользу обществу.

Внутренняя форма права.

Внутренняя форма права - это структура и связи. К ней относят систему права, горизонтальную и вертикальную структуры соподчиненности всех ее элементов. Относительно внешней формы права в современной отечественной юридической литературе не сформировалось единого понимания, что вероятнее всего связано с неоднозначной трактовкой различными авторами уже самого содержания права.

Целесообразнее понимать под внутренней формой права такую организацию его собственного содержания, которая выражается в виде различных систем и структур, обнаруживаемых при обозрении его изнутри;

Внутренняя форма права - система определённых институтов правовых норм. Отрасли, институты права - определённой системы норм, регулирующие ту или иную совокупность общественных отношений.

Метод правового регулирования - фактор, собирающий прав. нормы в систему. Метод зависит от предмета прав. регулирования. На выбор метода влияет природа регулируемых отношений.

Совокупность средств, приемов, способов, образующие метод общего прав. регулирования, встречается в каждой отрасли права. Поэтому нельзя проводить разграничение отраслей только по методу, необходимо обратиться к предмету.

Система прав. норм представлена иерархично: комплекс норм, структурные особенности норм и специфика структурных элементов норм.

Первичным системообразующим фактором является регулируемые общественные отношения (предмет отрасли). Смежные общ. отношения разграничиваются по содержанию; субъектному составу и т.д. Самостоятельная группа прав. норм объединяется в отрасли.

Целесообразным является деление отраслей права на частное и публичное. Частное право регулирует отношения по горизонтали, публичное - по вертикали.

Юридическая практика

Юридическая практика – это деятельность, направленная на издание, а также толкование и реализацию юридических предписаний, организованная в единстве с уже накопленным социально-правовым опытом.

Юридическая практика является одним из основных видов социально-исторической практики, поэтому ей свойственны черты, присущие любой практике.

Юридическая практика имеет субъектов и участников, действия которых, а также использование ими установленных методов и средств, способы оформления разработанных решений и фиксирование накопленного ранее опыта упорядочены и урегулированы нормами права и другими юридическими предписаниями.

Под структурой юридической практики понимают такое соотношение элементов и связей в системе, которое обеспечивает ей единство, целостность, а также сохранение объективно необходимых функций и свойств при влиянии на нее различных факторов действительности.

Элементами юридической практики являются :

1) объект практики . Это то, на что направлены юридические действия и поступки ее субъектов и участников. Ими могут быть как материальные, так и нематериальные блага, общественные отношения и конкретные поступки (или бездействие) людей, иные явления и предметы, включенные в соответствующий юридический процесс и призванные удовлетворять общественные и личные потребности и интересы;

2) юридические действия , такие, которые влекут за собой правовые последствия для участников правоотношений;

3) средства практики – это явления и предметы, посредством которых происходит обеспечение достижения цели;

4) способ – установленный путь достижения запланированной цели посредством определенных средств и при присутствии соответствующих условий и предпосылок деятельности;

5) результат , воплощающий в себе итог юридических операций, позволяющий удовлетворить индивидуальную или общественную потребность;

6) формы юридической практики – это способы организации, существования и внешнего выражения содержания.

Для правовой системы общества обычно характерно одновременное функционирование разных типов, видов, а также подвидов практики. В соответствии с характером способов преобразования общественных отношений обычно различают распорядительную, интерпретационную, правотворческую, правоприменительную (правореализационную) и другие типы практики. В функциональном плане, как правило, выделяют правоконкретизирующую, правосистематизирующую, контрольную и другие типы практики. Характерной чертой этих типов считают то, что изменения общественных отношений происходят здесь посредством правотворческих, правоприменительных, распорядительных и праворазъяснительных средств и способов.

Кроме того, каждый вид юридической практики обычно подразделяют на определенные виды и подвиды.

Например, в правоприменительном типе практики различают следующие виды: 1) оперативно-исполнительную; 2) юрисдикционную (ее подвиды: превентивная, карательная и др.).

По субъектам юридическую практику можно разделить: 1) на законодательную; 2) судебную; 3) следственную; 4) нотариальную и др.

Функции юридической практики представляют собой относительно обособленные направления ее однородного воздействия на объективную и субъективную реальность, в которых проявляются социально-правовое назначение и творческая, преобразующая роль в жизни общества.

Функция – это целенаправленное влияние юридической практики на общественную жизнь. Функции напрямую связаны с целями практики.

Юридическая практика.

Юридическая практика – это деятельность по освоению и преобразованию социальной действительности при помощи государственно-правовых средств и ее юридически значимые результаты.

Без этого вида социальной практики немыслимо возникновение, развитие и функционирование правовой системы общества. Она играет существенную интегрирующую роль в этой системе, связывая в единое целое нормативно-правовые и индивидуально-конкретные предписания, субъективные права и юридические обязанности, правовые идеи и принимаемые на их основе решения.

Она же способствует целенаправленному юридическому изменению общественной жизни. Это достигается при помощи издания новых или изменения уже существующих нормативно-правовых предписаний, их толкования и конкретизации, использования и применения.

ЮП направлена на объективно-реальное изменение окружающей действительности. В процессе ЮП возникают разнообразные материальные, политические, социальные и иные изменения. К ее особенностям следует отнести то, что она всегда порождает и соответствующие юридические последствия.

Юридическая практика в той или иной степени влияет на все стороны жизни общества, способствуя развитию происходящих в нем процессов либо тормозя их.

Политики неизбежно влечет за собой взаимодействие международного и внутригосударственного (национального) права.

Огромную роль в вопросах поддержания и улучшения этого взаимодействия играет тот факт, что страны выступают в нормотворческих процессах одновременно как творцы внутригосударственных норм, так и международно-правовых норм. При этом если первые воплощают в основном личные интересы государства, то вторые - взаимосогласованные интересы. В соответствии с этим появляются:

• с одной стороны, законы и другие нормативные акты,
• с другой стороны - полноценные межгосударственные договоры, которые становятся ценным источником международного права.

Терминологическим выражением участия страны в функционировании определенной правовой системе актов считается их официальное обозначение; применительно к нашему государству - это законы РФ (ранее СССР) и международные договоры России.

Деление на внутригосударственное и международное право как на две отдельных самостоятельных системы, вполне можно отнести и к способам нормотворчества, и к формам существования различных правовых норм, и к правоприменительной практике в целом. Но при этом данные системы весьма тесно взаимодействуют между собой практически до внедрения международно-правовых норм в области внутригосударственных взаимоотношений. Это позволяет говорить о том, что наметилась тенденция перехода норм одной системы в другую. Это иллюзорное представление породило концепцию трансформации международно-правовых норм в национально-правовые нормы, а международных договоров во внутригосударственное законодательство.

В соответствии с данной концепцией международные договоры вследствие их ратификации, утверждения либо просто официального опубликования преобразуются во внутригосударственные законы. Это характерно и для многих соответствующих норм.

Конституция РФ о международном праве

Действующая Конституция РФ предполагает, что общепризнанные основы и нормы международного права и международные договоры РФ считаются значимой деталью ее правовой системы.

Замечание 1

Понятно, что термин «правовая система» во многом отличен от термина «право», поскольку первый представляется более насыщенной категорией, вмещающей в себя вместе с правом (как совокупностью юридических норм) и правоприменительный процесс, а также складывающийся на их базе правопорядок.

С этой позиции формулировка Конституции России видится ощутимо другой, чем в иностранных конституциях, и выдает основания для такой прописки признанных норм, при которой они не вторгаются напрямую во внутригосударственный нормативный комплекс, в отечественное законодательство, а взаимодействуют с ним в правоотношениях, в правоприменительном процессе, в структуре правопорядка.

Функциональное назначение конституционной нормы видится в признании конкретного деяния международно-правовых норм в области внутригосударственной работы и внутригосударственной юрисдикции, в предписании конкретного использования данных норм различными субъектами, среди которых числятся:

• суды,
• иные государственные органы,
• хозяйствующие субъекты,
• должностные лица,
• граждане.

Это обусловлено тем, что в Конституции РФ так или иначе закреплены общепризнанные международные нормы. Сама же Конституция в какой-либо отдельной своей части отражается в иных конституционных нормах и множественных законодательных актах РФ, которые учитывают их совместное с международными договорами использование.

Самостоятельное же юридическое положение международных норм, принципов и договоров подчеркивается их особенным статусом при приоритетном использовании порой несоответствующих и даже в чем-то противоречащих им норм и законов.

Соответствие законодательства России международным нормам

В законодательстве России (бывшего СССР) прочно утвердилось правило приведения национальных норм в соответствие с международными договорами и иными источниками международного права. В основу этого положен как отмеченный принцип, так и точные положения международных договоров, которые непосредственно ориентируют их участников на такие действия.

Замечание 2

В связи с этим вполне можно выделить, с одной стороны, управомочивающие нормы, по которым принятие законов обусловлено усмотрением компетентных государственных органов, а с другой стороны, предписывающие нормы, которыми на правительство возлагаются сформулированные обещания.

Сегодня для приведения российского законодательства в соответствие с международными договорами используются такие формы, как:

1. исследование и принятие сознательно новых законодательных актов, раньше не распространенных в правовой системе страны (например, Декларация прав и свобод человека и гражданина от 22 ноября 1991 г.);
2. принятие законов, заменяющих раньше действовавшие и значительно изменяющих нормативное содержание (так, например, Таможенный кодекс РФ от 18 июня 1993 года заменил ранее действовавший Таможенный кодекс СССР 1991 года);
3. принятие актов, вносящих выборочные конфигурации и дополнения в действующие законодательные акты.

В результате освоения данной главы студенты должны:

знать

• эволюция отечественной доктрины международного нрава;
• конституционный статус общепризнанных принципов и норм международного нрава в Российской Федерации;
• международные договоры в правовой системе РФ;

уметь

• определять сферы взаимодействия международного и российского права;
• давать оценку значимости международного нрава в российской правовой системе;
• анализировать юридические факты, возникающие в связи применением норм международного права;

владеть навыками

• проведения аналитических исследований по вопросам взаимодействия российского и международного права;
• оценки соответствия действий органов власти РФ договорным нормам;
• оценки соответствия действий субъектов международного права основополагающим принципам и нормам.

Отечественная доктрина международного права

Хотя уже во времена Петра I появились первые работы по международному праву, становление российской науки международного права специалисты относят к средине XIX в., когда Россия, становясь активным участником международной жизни, приходит к осознанию необходимости урегулирования отношений между государствами на основе права. Именно в этот период появляются такие исследования как "Рассуждения о войне и мире" В. Малиновского (1803); "Международное право Древней Греции" А. Бибикова (1825); "Курс международного права" Д. И. Каченовского (1863); "Международное право" М. Н. Капустина (1873); "Очерки истории и догматики международного права" А. Н. Стоянова (1875); учебник "Международное право" Н. М. Коркунова (1886); "Пособие к изучению истории и системы международного права" В. П. Даневского (1892). Познее появляются: "Учебник международного права" П. Е. Казанцева (1902–1904); "Международное право" Л. А. Комаровского и В. А. Ульяницкого (1908). В 40-е гг. XIX в. в российских университетах открываются первые кафедры международного права.

Значительный вклад в понимание сущности международного права внес Ф. Ф. Мартенс (1845–1909) – заведующий кафедрой международного права Петербургского университета, почетный доктор Кембриджского и Эдинбургского университетов, член Французской академии наук. Вышедший в России в 1883 г. курс лекций Ф. Ф. Мартенса "Современное международное право цивилизованных народов" выдержал несколько изданий и был переведен в ряде стран Западной Европы и Азии.

Особо следует отметить работы видного историка международного права В. Э. Грабаря, который почти за 70 лет научной деятельности создал свыше 135 работ, посвященных истории международного права, праву войны, воздушному праву, режиму черноморских проливов.

В целом в российской доктрине международного права этого периода признавалась значимость международного права, как регулятора внешних сношений самостоятельных государств – "членов международного союза". Подчеркивалась юридическая обязательность международных норм. В работах русских юристов содержалась острая критика германских учений о праве войны и "национализме" в международном праве, выдвигалась теория реального равенства держав в международных отношениях. Ф. И. Кожевников, автор исследования, посвященного роли России в развитии международного права, отмечал: "Русская наука международного права по богатству идей, по глубине научного анализа, по широте охвата политико-правового материала, по своей прогрессивности, по силе научного предвидения, по своей гуманности, наконец, по изяществу своей литературной формы – не только не уступает лучшим западноевропейским образцам в этой области права, но в ряде отношений она положительно превосходит их" .

В советской юридической пауке взгляды на природу, сущность, характер международного права долгое время оставались в плену идеологических установок. Формально СССР поддерживал ООН, выступал против любых попыток поколебать принципы ее деятельности, резко выступал против стремления западных стран ослабить Совет Безопасности ООН. Министр иностранных дел СССР А. Я. Вышинский, выступая на Пленарном заседании Генеральной Ассамблеи ООН 13 ноября 1947 г. подчеркнул: "Мы должны направить все силы на то, чтобы укрепить авторитет Организации Объединенных Наций, придать ей наибольшую мощь, потому что без этого будут повторяться уроки печальной памяти Лиги Наций. Нужно, чтобы эта организация обладала моральной силой, но для этого нужно прежде всего уважать договоренности, быть вместе в важнейших вопросах, ничего не предпринимая за спиной друг друга и против друг друга. На этой основе мы, Советский Союз, стоим и будем стоять" . Однако на практике подобные декларативные заявления не подтверждались, что в частности проявлялось в отношении государства к международному праву: обосновывались концепции о "советском международном праве" о приоритете советского права над правом международным. Некоторые ученые сужали значение международного права, сводили его до уровня отрасли и включали в систему отраслей советского права. Тем самым игнорировались специфика международного права, предмет правового регулирования, а также особый механизм создания и реализации норм, не присущий внутригосударственному праву. Кроме того, международное право рассматривалось как "надстройка" над экономическим строем общества, отражающая его классовую сущность и подразделялось на "буржуазное" и "советское" (Е. А. Коровин, С. А. Голунский, М. С. Строгович).

Радикально настроенные советские юристы международники 1929– 1930-х гг. выступали с предложениями отказа от сложившихся к началу XX в. международно-правовых "нормативов". Они настаивали на том, что международное право является "формой борьбы" различных государств и классов, высказывали большие сомнения относительно развития договорных отношений между "антагонистическими классами" и заявляли, что международное договорное право "переживает свой закат", призывали, если не к замене его "правом природы" или "правом культуры", то к изменению большинства действующих в международном праве "идеологически нежелательных" конструкций. По сути это означало призыв к ликвидации международного права, основанного на всеобщности интересов, и строительству права "классово ориентируемого". Главная особенность концепций, которые советские правоведы развивали по вопросам международного права в 1920–1940-х гг., заключается в том, что они видели в международных отношениях не более чем разновидность классовых отношений.

Происшедшая в 1950-е гг. замена идеологической "матрицы" 1920– 1940-х гг., которая выражалась в постулатах "классовой борьбы", на доктрину "мирного сосуществования" позволила советским юристам-международникам внести изменения в трактовку международного права.

Постепенному отказу от идеологизированного подхода в отечественной науке международного права способствовали активизированные в 1970-е гг. различного рода связи нашей страны с государствами мира, расширение форм и участников международного общения. В середине 1980-х гг. в рамках разработанной в СССР концепции "нового мышления" во внешней политике впервые была признана идея взаимозависимости и целостности мира. Международное право было признано необходимой предпосылкой для взаимодействия государств на международной арене, что привело к изменениям в подходах Советского государства к ряду международных проблем, требующих правового регулирования, к расширению сферы действия международного права. Значительные изменения произошли в оценке Советским Союзом возможностей использования различных средств мирного урегулирования международных споров, необходимости соблюдения принятых международных обязательств, приведения в соответствие с международными нормами советского законодательства.

В "Теории международного права" – главном научном труде известного специалиста по международному праву, профессора, заведующего кафедрой международного права юридического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова Г. И. Тункина (1906–1993) была изложена и обоснована советская доктрина "согласования воль государств". Г. И. Тункин подчеркивал, что нормы международного права, договорные и обычные, являются результатом согласования воль государств в отношении их в качестве норм международного права. Концепция "согласования воль", лежащая в основе механизма нормотворчества в международном праве, стала доминирующей в советской доктрине международного права.

Еще в советский период в Екатеринбурге, Казани, Москве, Ленинграде (Санкт-Петербурге) и ряде других городов сформировались высоконаучные школы международного права, яркими представителями которой являлись Ф. И. Кожевников, Д. Б. Левин, Д. И. Фельдман, И. П. Бли- щенко, Л. А. Колодкин, В. И. Кузнецов, Г. В. Игнатенко, А. Н. Талалаев, И. И. Лукашук, Л. Н. Шестаков, Н. А. Ушаков и другие ученые. Советские ученые принимали активное участие в разработке проектов многих международных договоров, являлись членами международных органов.

В настоящее время российская наука международного права продолжает оставаться частью мировой международно-правовой науки. За последнее время опубликовано свыше десятка учебников и учебных пособий по международному праву, некоторые из которых выдержали несколько изданий. В монографиях таких ведущих международников страны, как А. X. Абашидзе, К. А. Бекяшев, Р. М. Валеев, А. Н Вылегжанин, Л. Н. Галенская, Б. Л. Зимненко, Р. А. Каламкарян, А. Я. Капустин, В. А. Карташкин, А. И. Ковлер, Ю. М. Колосов, И. И. Котляров, Ю. М. Малеев, С. А. Малинин, С. Ю. Марочкин, Т. Н. Нешатаева, О. И. Тиунов, О. Н. Хлестов, С. В. Черниченко, Л. М. Энтин и др. исследуются теоретические вопросы международного нрава, различные аспекты его применения во внутригосударственной сфере. Многие из этих российских ученых представлены в международных органах и организациях, играют важную роль в формировании международно-правовой позиции Российской Федерации.

• См.: Кожевников Ф. И. Российское государство и международное право. М., 1947. С. 134.
• Вышинский А. Я. Вопросы международного права и международной политики. М., 1919. С. 368-369.